Неточные совпадения
Я, как матрос, рожденный и выросший
на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный
на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих
волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там
на бледной черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
Долго при свете месяца мелькал белый парус между темных
волн; слепой все сидел
на берегу, и вот мне послышалось что-то похожее
на рыдание: слепой мальчик точно плакал, и долго, долго…
Медленно поднимаясь
на хребты
волн, быстро спускаясь с них, приближалась к
берегу лодка.
Бывало, пушка зоревая
Лишь только грянет с корабля,
С крутого
берега сбегая,
Уж к морю отправляюсь я.
Потом за трубкой раскаленной,
Волной соленой оживленный,
Как мусульман в своем раю,
С восточной гущей кофе пью.
Иду гулять. Уж благосклонный
Открыт Casino; чашек звон
Там раздается;
на балкон
Маркёр выходит полусонный
С метлой в руках, и у крыльца
Уже сошлися два купца.
На берег выброшен кипящею
волной,
Пловец с усталости в сон крепкий погрузился...
На берегу пустынных
волнСтоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким
берегамЧернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Было тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую воду неширокой реки, посылая к
берегам вспененные
волны, — они делали пароход еще более похожим
на птицу с огромными крыльями.
Что за заливцы, уголки, приюты прохлады и лени, образуют узор
берегов в проливе! Вон там идет глубоко в холм ущелье, темное, как коридор, лесистое и такое узкое, что, кажется, ежеминутно грозит раздавить далеко запрятавшуюся туда деревеньку. Тут маленькая, обстановленная деревьями бухта, сонное затишье, где всегда темно и прохладно, где самый сильный ветер чуть-чуть рябит
волны; там беспечно отдыхает вытащенная
на берег лодка, уткнувшись одним концом в воду, другим в песок.
Я взглядом спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть
на скалы. От
берега прямо к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в
волнах, наконец пристала к борту.
На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Намедни и я видел, что
волной плеснуло
на берег, вон
на ту низенькую батарею, да и смыло пушку, она и поплыла, а японец едет подле да и толкает ее к
берегу.
И только
на другой день,
на берегу, вполне вникнул я в опасность положения, когда в разговорах об этом объяснилось, что между
берегом и фрегатом, при этих огромных, как горы,
волнах, сообщения
на шлюпках быть не могло; что если б фрегат разбился о рифы, то ни наши шлюпки — а их шесть-семь и большой баркас, — ни шлюпки с других наших судов не могли бы спасти и пятой части всей нашей команды.
Фрегат, со скрипом и стоном, переваливался с
волны на волну;
берег, в виду которого шли мы, зарылся в туманах.
Вода крутилась и кипела, ветер с воем мчал ее в виде пыли, сек
волны, которые, как стадо преследуемых животных, метались
на прибрежные каменья, потом
на берег, затопляя
на мгновение хижины, батареи, плетни и палисады.
Я остался и вслушивался в треск кузнечиков, доносившийся с
берега, в тихий плеск
волн; смотрел
на игру фосфорических искр в воде и
на дальние отражения береговых огней в зеркале залива.
Я писал вам, как мы, гонимые бурным ветром, дрожа от северного холода, пробежали мимо
берегов Европы, как в первый раз пал
на нас у подошвы гор Мадеры ласковый луч солнца и, после угрюмого, серо-свинцового неба и такого же моря, заплескали голубые
волны, засияли синие небеса, как мы жадно бросились к
берегу погреться горячим дыханием земли, как упивались за версту повеявшим с
берега благоуханием цветов.
Это, как я теперь увидел, буруны бешено плещутся в
берег; увидел и узкость: надо проходить под боком отвесного утеса, чтобы избежать гряды видных
на поверхности камней, защищающих вход от
волн с океана.
Передвинешься
на средину рейда — море спрячется, зато вдруг раздвинется весь залив налево, с островами Кагена, Катакасима, Каменосима, и видишь мыс en face [спереди — фр.], а
берег направо покажет свои обработанные террасы, как исполинскую зеленую лестницу, идущую по всей горе, от
волн до облаков.
17-го утром мы распрощались с рекой Нахтоху и тронулись в обратный путь, к староверам. Уходя, я еще раз посмотрел
на море с надеждой, не покажется ли где-нибудь лодка Хей-ба-тоу. Но море было пустынно. Ветер дул с материка, и потому у
берега было тихо, но вдали ходили большие
волны. Я махнул рукой и подал сигнал к выступлению. Тоскливо было возвращаться назад, но больше ничего не оставалось делать. Обратный путь наш прошел без всяких приключений.
Оказалось, что в тумане мы внезапно вышли
на берег и заметили это только тогда, когда у ног своих увидели окатанную гальку и белую пену прибойных
волн.
Симпатичные птички эти постоянно заглядывали под щепки, камни и ракушки и то и дело заходили в воду, и, только когда сильная прибойная
волна дальше обыкновенного забегала
на берег, они вспархивали и держались
на воздухе до тех пор, пока вода не отходила назад.
На половине пути между селом Пермским и постом Ольги с левой стороны высится скала, называемая местными жителями Чертовым утесом. Еще 15 минут ходу, и вы подходите к морю. Читатель поймет то радостное настроение, которое нас охватило. Мы сели
на камни и с наслаждением стали смотреть, как бьются
волны о
берег.
Шепот ветра в моих ушах, тихое журчанье воды за кормою меня раздражали, и свежее дыханье
волны не охлаждало меня; соловей запел
на берегу и заразил меня сладким ядом своих звуков.
Вид был точно чудесный. Рейн лежал перед нами весь серебряный, между зелеными
берегами; в одном месте он горел багряным золотом заката. Приютившийся к
берегу городок показывал все свои дома и улицы; широко разбегались холмы и поля. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: меня особенно поразила чистота и глубина неба, сияющая прозрачность воздуха. Свежий и легкий, он тихо колыхался и перекатывался
волнами, словно и ему было раздольнее
на высоте.
То было осенью унылой…
Средь урн надгробных и камней
Свежа была твоя могила
Недавней насыпью своей.
Дары любви, дары печали —
Рукой твоих учеников
На ней рассыпаны лежали
Венки из листьев и цветов.
Над ней, суровым дням послушна, —
Кладбища сторож вековой, —
Сосна качала равнодушно
Зелено-грустною главой,
И речка,
берег омывая,
Волной бесследною вблизи
Лилась, лилась, не отдыхая,
Вдоль нескончаемой стези.
Дико чернеют промеж ратующими
волнами обгорелые пни и камни
на выдавшемся
берегу. И бьется об
берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей.
Но и жестокосердый итальянец не избег своей участи: «
волны выкинули гречанкино тело
на берег крутой» именно в том месте, где жил итальянец младой.
Суровые
волны бьются о пустынный
берег,
на котором нет деревьев, они ревут, и редко-редко черным пятном промелькнет в них кит или тюлень.
Тут,
на берегу, овладевают не мысли, а именно думы; жутко и в то же время хочется без конца стоять, смотреть
на однообразное движение
волн и слушать их грозный рев.
Пасмурное небо, море,
на котором не видать ни одного паруса, и крутой глинистый
берег были суровы; глухо и печально шумели
волны.
Несмотря
на огромное различие в обилии и силе вод, и те и другие реки имеют один уже характер: русло их всегда песчано, всегда углублено; сбывая летом, вода обнажает луговую сторону, и река катит свои
волны в широко разметанных желтых песках, перебиваемых косами разноцветной гальки: следовательно, настоящие
берега их голы, бесплодны и, по-моему, не представляют ничего приятного, отрадного взору человеческому.
А Петр все молчал, приподняв кверху слепые глаза, и все будто прислушивался к чему-то. В его душе подымались, как расколыхавшиеся
волны, самые разнообразные ощущения. Прилив неведомой жизни подхватывал его, как подхватывает
волна на морском
берегу долго и мирно стоявшую
на песке лодку…
На лице виднелось удивление, вопрос, и еще какое-то особенное возбуждение проходило по нем быстрыми тенями. Слепые глаза казались глубокими и темными.
С закатом солнца ветер засвежел, небо покрылось тучами, и море еще более взволновалось. Сквозь мрак виднелись белые гребни
волн, слабо фосфоресцирующие. Они с оглушительным грохотом бросались
на берег. Всю ночь металось море, всю ночь гремела прибрежная галька и в рокоте этом слышалось что-то неумолимое, вечное.
Несомненно, это был морской зверь, выброшенный
волнами на берег.
Выйдя
на намывную полосу прибоя, я повернул к биваку. Слева от меня было море, окрашенное в нежнофиолетовые тона, а справа — темный лес. Остроконечные вершины елей зубчатым гребнем резко вырисовывались
на фоне зари, затканной в золото и пурпур.
Волны с рокотом набегали
на берег, разбрасывая пену по камням. Картина была удивительно красивая. Несмотря
на то, что я весь вымок и чрезвычайно устал, я все же сел
на плавник и стал любоваться природой. Хотелось виденное запечатлеть в своем мозгу
на всю жизнь.
Однако холод давал себя чувствовать. Мы поплыли дальше и не успели сделать десятка ударов веслами, как подошли к песчаной косе.
Волны с шипением взбегали
на пологий
берег и беззвучно отходили назад.
После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени
на земле исчезли, и все живое попряталось и притаилось. Где-то
на юго-востоке росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими
волнами спускались
на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья в лесу и утесы
на берегу моря.
За неумолимыми
волнами озера показываются грозные всадники еще более неумолимого фогта, слышны их проклятия и тяжелые удары по оставшимся
на берегу беззащитным людям.
Она вся превратилась в водяные бугры, которые ходили взад и вперед, желтые и бурые около песчаных отмелей и черные посредине реки; она билась, кипела, металась во все стороны и точно стонала;
волны беспрестанно хлестали в
берег, взбегая
на него более чем
на сажень.
Он и сам залез было в воду по брюхо и два-три раза лакнул ее языком. Но соленая вода ему не понравилась, а легкие
волны, шуршавшие о прибрежный гравий, пугали его. Он выскочил
на берег и опять принялся лаять
на Сергея. «К чему эти дурацкие фокусы? Сидел бы у
берега, рядом со стариком. Ах, сколько беспокойства с этим мальчишкой!»
Вы представьте себе, что стоите
на берегу:
волны — мерно вверх; и поднявшись — вдруг так и остались, застыли, оцепенели. Вот так же жутко и неестественно было и это — когда внезапно спуталась, смешалась, остановилась наша, предписанная Скрижалью, прогулка. Последний раз нечто подобное, как гласят наши летописи, произошло 119 лет назад, когда в самую чащу прогулки, со свистом и дымом, свалился с неба метеорит.
Так же смешно и нелепо, как то, что море у древних круглые сутки тупо билось о
берег, и заключенные в
волнах силлионы килограммометров — уходили только
на подогревание чувств у влюбленных.
— Глумов! да неужто же ты не помнишь? еще мы с тобой соперничали: ты утверждал, что вече происходило при солнечном восходе, а я — что при солнечном закате? А"крутые
берега Волхова, медленно катившего мутные
волны…"помнишь? А"золотой Рюриков шелом,
на котором, играя, преломлялись лучи солнца"? Еще Аверкиев, изображая смерть Гостомысла, написал:"слезы тихо струились по челу его…" — неужто не помнишь?
Кашин — уездный город Тверской губернии; имеет, по календарю, до семи с половиной тысяч жителей и лежит
на реке Кашинке, которая скромно катит среди города свои
волны в зеленых
берегах.
Словно сетью застилал он перед нашими глазами и даль, в которую Волга катила свои
волны, и плоские
берега реки,
на которых, по местам, чернели сиротливые, точно оголенные избушки.
На вражьей груди грудь дрожит —
И вот колеблются, слабеют —
Кому-то пасть… вдруг витязь мой,
Вскипев, железною рукой
С седла наездника срывает,
Подъемлет, держит над собой
И в
волны с
берега бросает.
Раскинув невод по
волнам,
Рыбак,
на весла наклоненный,
Плывет к лесистым
берегам,
К порогу хижины смиренной.
На волне качается лодка рыбака, похожая
на краюху хлеба; вот
на берегу явилась деревенька, куча мальчишек полощется в реке, по желтой ленте песка идет мужик в красной рубахе.
Несколько мужчин, женщин и девушек, в странных костюмах, с обнаженными руками и ногами до колен, появились из маленьких деревянных будок, построенных
на берегу, и, взявшись за руки, кинулись со смехом в
волны, расплескивая воду, которая брызгала у них из-под ног тяжелыми каплями, точно расплавленное золото.
На правой стороне чуть не в самые рельсы ударяла синяя
волна Мичигана — огромного, как море, и пароход, шедший прямо к
берегу, выплывал из-за водного горизонта, большой и странный, точно он взбирался
на водяную гору…
Волна за
волной тихо набегала
на берег, и пена их становилась белее, а
волны темнели.